Неточные совпадения
— А я так
многих. Ты нежная душа, размазня, где тебе ненавидеть!.. Ты робеешь, мало
на себя
надеешься…
Тогда еще он был молод, и если нельзя сказать, чтоб он был жив, то, по крайней мере, живее, чем теперь; еще он был полон разных стремлений, все чего-то
надеялся, ждал
многого и от судьбы, и от самого себя; все готовился к поприщу, к роли — прежде всего, разумеется, в службе, что и было целью его приезда в Петербург. Потом он думал и о роли в обществе; наконец, в отдаленной перспективе,
на повороте с юности к зрелым летам, воображению его мелькало и улыбалось семейное счастие.
— Как первую женщину в целом мире! Если б я смел мечтать, что вы хоть отчасти разделяете это чувство… нет, это
много, я не стою… если одобряете его, как я
надеялся… если не любите другого, то… будьте моей лесной царицей, моей женой, — и
на земле не будет никого счастливее меня!.. Вот что хотел я сказать — и долго не смел! Хотел отложить это до ваших именин, но не выдержал и приехал, чтобы сегодня в семейный праздник, в день рождения вашей сестры…
К сожалению, он чересчур
много надеялся на верность черных: и дружественные племена, и учрежденная им полиция из кафров, и, наконец, мирные готтентоты — все это обманывало его, выведывало о числе английских войск и передавало своим одноплеменникам, а те делали засады в таких местах, где английские отряды погибали без всякой пользы.
Одно неудобно: у нас
много людей. У троих четверо слуг. Довольно было бы и одного, а то они мешают друг другу и ленятся. «У них уж завелась лакейская, — говорит справедливо князь Оболенский, — а это хуже всего. Их не добудишься, не дозовешься, ленятся, спят,
надеясь один
на другого; курят наши сигары».
Но для того, чтобы сделать это кажущееся столь неважным дело, надо было очень
много: надо было, кроме того, что стать в постоянную борьбу со всеми близкими людьми, надо было еще изменить всё свое положение, бросить службу и пожертвовать всей той пользой людям, которую он думал, что приносит
на этой службе уже теперь и
надеялся еще больше приносить в будущем.
Тосковать ему случалось часто и прежде, и не диво бы, что пришла она в такую минуту, когда он завтра же, порвав вдруг со всем, что его сюда привлекло, готовился вновь повернуть круто в сторону и вступить
на новый, совершенно неведомый путь, и опять совсем одиноким, как прежде,
много надеясь, но не зная
на что,
многого, слишком
многого ожидая от жизни, но ничего не умея сам определить ни в ожиданиях, ни даже в желаниях своих.
С крестьянами и дворовыми обходился он строго и своенравно; несмотря
на то, они были ему преданы: они тщеславились богатством и славою своего господина и в свою очередь позволяли себе
многое в отношении к их соседам,
надеясь на его сильное покровительство.
Не дивись, мой друг!
на свете все колесом вертится. Сегодня умное, завтра глупое в моде.
Надеюсь, что и ты
много увидишь дурындиных. Если не женитьбою всегда они отличаются, то другим чем-либо. А без дурындиных свет не простоял бы трех дней.
Во-вторых — он ужасно боится всякого суда, потому что хоть и
надеется на свои деньги, но все-таки не может сообразить, прав ли он должен быть по суду или нет, а знает только, что по суду тоже придется
много денег заплатить.
— Перестать? Рассчитывать? Одному? Но с какой же стати, когда для меня это составляет капитальнейшее предприятие, от которого так
много зависит в судьбе всего моего семейства? Но, молодой друг мой, вы плохо знаете Иволгина. Кто говорит «Иволгин», тот говорит «стена»:
надейся на Иволгина как
на стену, вот как говорили еще в эскадроне, с которого начал я службу. Мне вот только по дороге
на минутку зайти в один дом, где отдыхает душа моя, вот уже несколько лет, после тревог и испытаний…
Платов не совсем доволен был тем, что туляки так
много времени требуют и притом не говорят ясно: что такое именно они
надеются устроить. Спрашивал он их так и иначе и
на все манеры с ними хитро по-донски заговаривал; но туляки ему в хитрости нимало не уступили, потому что имели они сразу же такой замысел, по которому не
надеялись даже, чтобы и Платов им поверил, а хотели прямо свое смелое воображение исполнить, да тогда и отдать.
Первое дыхание весны всех так и подмывало. Очухавшийся Мыльников только чесал затылок, соображая, сколько стравил за зиму денег по кабакам… Теперь можно было бы в лучшем виде свои работы открыть в Кедровской даче и получать там за золото полную цену. Все равно
на жилку
надеяться долго нельзя:
много продержится до осени, ежели продержится.
Верно, что вам трудно о
многом говорить с добрым Матвеем Ивановичем. Он не был в наших сибирских тюрьмах и потому похож
на сочинение, изданное без примечаний, — оно не полно.
Надеюсь, он найдет способ добраться до Тобольска, пора бы ему уже ходить без солитера…
— Так как же быть? — начал хозяин. — В моей первой любви тоже не
много занимательного: я ни в кого не влюблялся до знакомства с Анной Ивановной, моей теперешней женой, — и все у нас шло как по маслу: отцы нас сосватали, мы очень скоро полюбились друг другу и вступили в брак не мешкая. Моя сказка двумя словами сказывается. Я, господа, признаюсь, поднимая вопрос о первой любви, —
надеялся на вас, не скажу старых, но и не молодых холостяков. Разве вы нас чем-нибудь потешите, Владимир Петрович?
— Ну, это еще бабушка надвое сказала: страшен сон, да милостив бог. Тетюев, кажется, слишком
много надеется на этого генерала Блинова, а вот посмотрите… Ну, да сами увидите, что будет.
Генерал с своей стороны очень горячо и добросовестно отнесся к своей задаче и еще в Петербурге постарался изучить все дело, чтобы оправдать возложенные
на него полномочия, хотя не мог понять очень
многого, что
надеялся пополнить уже
на самом месте действия.
— Да, не знаю, как удастся. Конечно,
на себя я еще больше
надеюсь, потому что все-таки
много работал, но, главное, девицы, которые теперь участвуют, никак не хотят играть Юлии.
Куликов был от природы актер, мог выбирать
многие и разнообразные роли в жизни; мог
на многое надеяться, по крайней мере
на разнообразие.
Может быть, ему пришло
на ум, что, пожалуй, и опять родится дочь, опять залюбит и залечит ее вместе с докторами до смерти Софья Николавна, и опять пойдет хворать; а может быть, что Степан Михайлыч, по примеру
многих людей, которые нарочно пророчат себе неудачу,
надеясь втайне, что судьба именно сделает вопреки их пророчеству, притворился нисколько не обрадованным и холодно сказал: «Нет, брат, не надуешь! тогда поверю и порадуюсь, когда дело воочью совершится».
— Мало ли что, Глеб Савиныч! Года твои не те были.
Много на них
понадеялся… Я говорил тебе не однова: полно, говорил, утруждать себя, вздохни; ты не слушал тогда…
— Только вот добре
на меня
много понадеялся…
—
На людей — не
надейся…
многого от них не жди… Мы все для того живем, чтобы взять, а не дать… О, господи! помилуй грешника!
Миклаков
многое хотел было возразить
на это княгине, но в это время вошел лакей и подал ему довольно толстый пакет, надписанный рукою князя. Миклаков поспешно распечатал его; в пакете была большая пачка денег и коротенькая записочка от князя: «Любезный Миклаков! Посылаю вам
на вашу поездку за границу тысячу рублей и
надеюсь, что вы позволите мне каждогодно высылать вам таковую же сумму!» Прочитав эту записку, Миклаков закусил сначала немного губы и побледнел в лице.
— И за всем тем намерений своих изменить не могу-с. Я отнюдь не скрываю от себя трудностей предстоящей мне задачи; я знаю, что мне придется упорно бороться и
многое преодолевать; но — ma foi! [клянусь!] — я
надеюсь! И поверите ли, прежде всего, я
надеюсь на вас! Вы сами придете мне
на помощь, вы сами снимете с меня часть того бремени, которое я так неохотно взял
на себя нести!
Один мой знакомый,
много покатавшийся
на своем веку по России, сделал замечание, что если в станционной комнате
на стенах висят картинки, изображающие сцены из «Кавказского пленника» или русских генералов, то лошадей скоро достать можно; но если
на картинках представлена жизнь известного игрока Жоржа де Жермани, то путешественнику нечего
надеяться на быстрый отъезд: успеет он налюбоваться
на закрученный кок, белый раскидной жилет и чрезвычайно узкие и короткие панталоны игрока в молодости,
на его исступленную физиономию, когда он, будучи уже старцем, убивает, высоко взмахнув стулом, в хижине с крутою крышей, своего сына.
Мне очень хотелось спросить, где Молли и давно ли Дюрок вернулся, так как хотя из этого ничего не вытекало, но я от природы любопытен во всем. Однако
на что я решился бы под открытым небом,
на то не решался здесь, по стеснительному чувству чужого среди высоких потолков и прекрасных вещей, имеющих свойство оттеснять непривычного в его духовную раковину. Все же я
надеялся много узнать от Попа.
— Я, Яков Петрович, почувствовал к вам влечение с первого взгляда и, простите меня великодушно,
на вас
понадеялся, — осмелился
понадеяться, Яков Петрович. Я… я человек здесь затерянный, Яков Петрович, бедный, пострадал весьма
много, Яков Петрович, и здесь еще внове. Узнав, что вы, при обыкновенных, врожденных вам качествах вашей прекрасной души, однофамилец мой…
Я уже научился мечтать о необыкновенных приключениях и великих подвигах. Это очень помогало мне в трудные дни жизни, а так как дней этих было
много, — я все более изощрялся в мечтаниях. Я не ждал помощи извне и не
надеялся на счастливый случай, но во мне постепенно развивалось волевое упрямство, и чем труднее слагались условия жизни — тем крепче и даже умнее я чувствовал себя. Я очень рано понял, что человека создает его сопротивление окружающей среде.
— Как же, — спросила она, — вы сами-то
на то же самое
надеетесь? Две недели назад вы сами мне говорили однажды,
много и долго, о том, что вы вполне уверены в выигрыше здесь
на рулетке, и убеждали меня, чтоб я не смотрела
на вас, как
на безумного; или вы тогда шутили? но я помню, вы говорили так серьезно, что никак нельзя было принять за шутку.
— Что это, батюшка Владимир Андреич? Да я-то
на что? Худа ли, хороша ли, все-таки сваха. В этом-то теперь и состоит мое дело, чтобы все было прилично:
на родных-то нечего
надеяться. Перепетуя Петровна вышла гадкая женщина, просто ехидная: я только говорить не хочу, а
много я обид приняла за мое что называется расположение.
— Ну, ты
на меня не
много надейся: я, брат, стар стал. Прежде, точно, я бивал во славу Божию так, что по Ельцу знали и в Ливнах…
— Я жила с матушкой и с сестрой с замужней; а после матушка
на меня прогневалась, да и сестре тесно стало: у них детей
много; я и переехала. Я всегда
надеялась на Якова Иваныча и ничего не желала, как только его видеть, а они со мной завсегда были ласковы — спросите хоть Елисея Тимофеича.
Встреча эта развеселила и ободрила Василия Андреича, и он смелее, не разбирая вешек, погнал лошадь,
надеясь на нее. Никите делать было нечего, и как всегда, когда он находился в таком положении, он дремал, наверстывая
много недоспанного времени.
Он говорил очень
много: нежно с Наташей и почтительно со стариками; между прочим, он предложил, чтоб настоящее событие, то есть данное слово и благословение, остались покуда для всех неизвестными; что он воротится через несколько дней, привезет кольцо своей матери, которое бережет и чтит, как святыню, и
надеется, что обожаемая его невеста наденет это колечко
на свой пальчик и подарит его таким же кольцом.
Вихорев. Нет, в самом деле.
Много есть купцов, да все в них нет того, что я вижу в вас — этой патриархальности… Знаете ли что, Максим Федотыч?.. Ваша доброта, ваше простодушие, наконец ваш ум дают мне смелость говорить с вами откровенно… Я
надеюсь, что вы
на меня не обидитесь?
Бургмейер(очень уже постаревший и совсем почти поседевший, сидит
на диване около маленького, инкрустацией выложенного столика, склонив голову
на руку). Такие приливы крови делаются к голове, что того и жду, что с ума сойду, а это хуже смерти для меня… В могилу ляжешь, по крайней мере, ничего чувствовать не будешь, а тут
на чье попеченье останусь?
На Евгению Николаевну
много понадеяться нельзя!.. Я уж начинаю хорошо ее понимать: она, кроме своего собственного удовольствия, ни о чем, кажется, не заботится…
Анна Петровна. Знаю я вас. Всё делаете не думая и женитесь не думая. Вам только палец покажи женщина, так вы уж готовы
на всякую всячину. Посоветоваться с близкими людьми должны… Да…
на свою глупую голову не
надейтесь. (Стучит о стол.) Вот она у вас, ваша голова! (Свистит.) Свистит, матушка! Мозгу в ней
много, да толку что-то не видно.
— Вот, матушка, как словно теперь полегче стало… Со мной так-то бывает… Оно ничего, сударыня… ничего… не откажите только своею милостию… не гоните меня без помощи, как другие. (Тут он устремил
на нее умоляющий, влажный взор.) Оно ничего, матушка, прошло, ты не бойся…
на силы-то больно я
понадеялся… прошел добре
много, сударыня…
— Слава Богу, — отвечала Манефа, — дела у братца, кажись, хорошо идут. Поставку новую взял
на горянщину,
надеется хорошие барыши получить, только не знает, как к сроку поспеть.
Много ли времени до весны осталось, а работников мало, новых взять негде. Принанял кой-кого, да не знает, управится ли… К тому ж перед самым Рождеством горем Бог его посетил.
«Коршун» вышел с мыса Доброй Надежды, имея
на палубе пять быков и
много разной птицы, так что все
надеялись, что
на большую часть перехода будет чем питаться и даже очень хорошо. Но в первую же бурю, прихватившую «Коршун» во ста милях от мыса, быки и большая часть птицы, не выдержавшие адской качки, издохли, и весь длинный переход обитателям «Коршуна» пришлось довольствоваться консервами и солониной.
—
Надеюсь, господа, что вы своим примером отучите и боцманов от кулачной расправы… К сожалению,
на многих судах офицеры дерутся… Закон этого не разрешает, и я убедительно прошу вас соблюдать закон.
— Жена
много ей кланяется, и Татьяна Андревна, и Наталья Зиновьевна.
Надеялись с ней повидаться, — молвил Меркулов. — Что ж это она?.. Так и не приедет вовсе
на ярманку?
На всех нас
много грехов, я знаю это; но
надеюсь на милость бога, всем простится, должно быть, всем простится.
Мерзавец Кишенский, который, как вы знаете, ужасный подлец и его,
надеюсь, вам не надо
много рекомендовать, и Алинка, которая женила
на себе эту зеленую лошадь, господина Висленева, устроили страшную подлость: Кишенский, познакомясь с Бодростиным у какого-то жида-банкира, сделал такую подлую вещь: он вовлекает Бодростина в компанию по водоснабжению городов особенным способом, который есть не что иное, как отвратительнейшее мошенничество и подлость.
— Я вам сказала все, что знаю, — отвечала она с решительностью. — Больше мне нечего вам отвечать. В жизни своей приходилось мне
много терпеть, но никогда не имела я недостатка ни в силе духа, ни в твердом уповании
на бога. Совесть не упрекает меня ни в чем преступном.
Надеюсь на милость государыни; я всегда чувствовала влечение к России, всегда старалась действовать в ее пользу.
Но сестра его, Теофила Моравская, жившая с ним в Венеции и изучавшая Восток, познакомившись со мной и узнав, что я имею
много сведений о восточных государствах, упросила меня ехать с нею и братом ее до Константинополя, откуда мне было бы уже легко пробраться в Испагань к князю Гали, у которого я желала лично испросить согласие
на брак с князем Лимбургом и
надеялась получить от него такое приданое, с которым могла бы прилично выйти замуж за имперского владетельного князя.
— Нет-с: именно в деле с немцем, который без расчета шагу не ступит и, как говорят, без инструмента с кровати не свалится; а во-вторых, не слишком ли вы
много уже придаете значения воле и расчетам? Мне при этом всегда вспоминаются довольно циничные, но справедливые слова одного русского генерала, который говорил про немцев: какая беда, что они умно рассчитывают, а мы им такую глупость подведем, что они и рта разинуть не успеют, чтобы понять ее. И впрямь, господа; нельзя же совсем
на это не
понадеяться.
Это не устрашило новгородцев, они
надеялись на собственные свои силы и
на мужество всегда могучих сынов св. Софии, как называли они себя, продолжали своевольничать и не пускали
на вече никого из московских сановников. В это время король польский прислал в Новгород послом своего воеводу, князя Михаила Оленьковича, и с ним прибыло
много литовских витязей и попов. Зачем было прислано это посольство, долго никто не знал, тем более что смерть новгородского владыки Ионы отвлекла внимание заезжих гостей.
Чужеземцам, промышляющим торговлею в городе, дозволяли выехать. И потянулись обозы во все ворота городские с товарами во Псков; но
многие остались
на старых гнездах,
надеясь на милосердие Иоанна.